“Саван”, новый фильм легендарного канадца Дэвида Кроненберга, основан на личной драме режиссёра – смерти его жены.

Герой Венсана Касселя напоминает самого Кроненберга. Он изобретает устройство, поддерживающее связь между мёртвыми и живыми, причём самую что ни на есть телесную. Гаджет, встроенный в погребальный саван, позволяет получать уведомления из гроба о степени разложения тела.

Картина уже побывала в Каннах и Торонто. Теперь классик боди-хоррора представил “Саван” на португальской Ривьере и взял гран-при жюри кинофестиваля LEFFEST.

Выступая перед небольшой группой журналистов, включая корреспондента Euronews, мэтр рассказал об утрате, которая побудила его снять новый триллер, о своей карьере, которая длится уже более 50 лет, и о наследии, которым он гордится.

Как возникла идея “Савана”?

Наверное, всем известно, что женщина, с которой я жил на протяжении 43 лет, умерла в 2017 году. Мы были очень близки, вместе вырастили троих детей. В течение двух лет я ухаживал за ней, потому что она была очень больна, и в это время я не занимался кино. Когда всё закончилось, я подумал, что, возможно, больше и не буду ничего снимать.

Со временем я всё же убедил себя снять “Преступления будущего” (2022) по сценарию, написанному 20 лет назад, и в итоге понял, что мне всё ещё интересно делать кино. Я подумал, что следующей очевидной темой для меня будет моя личная потеря, потеря моей жены, но я не хотел снимать просто сентиментальный фильм о трауре, таких полно… Я хотел сделать что-то в моём стиле, а это значит, что даже траурный фильм должен быть одновременно смешным и грустным. Я не хотел браться за автобиографию.

Изначально я задумывал проект как мини-сериал. Я нашел человека, который профинансировал два эпизода, но позже вышел из проекта, а я превратил эти два эпизода в фильм.

Критикам понравилось?

Мне показалось, что в Каннах над ним недостаточно смеялись. Это потому, что аудитория Каннского кинофестиваля очень необычная, особенная, это не совсем обычная публика. В зале сидят дистрибьюторы, есть, конечно, и обычные люди, которые пришли после работы, но всё же тут слишком много актёров, режиссёров и продюсеров.

В Каннах фильмы показывают с французскими и английскими субтитрами. Мне кажется, юмор немного потерялся при переводе. Но вот в Торонто, моём родном городе, люди много смеялись. Они смеялись над вещами, которые трудно понять, если вы не из Торонто. Так что это была действительно лучшая реакция. В Нью-Йорке тоже смеялись. Ещё одна особенность Канн в том, что там всё очень гламурно, люди носят смокинги и боятся смеяться. Может быть, они думают, что смеяться неуважительно. Без юмора жизнь не стоит того, чтобы её проживать. Вот почему, когда я пишу своих героев, они сразу начинают шутить, хочу я этого или нет.

Это возвращение к боди-хоррору?

Нет, я с этим совершенно не согласен. Честно говоря, я не знаю, что такое боди-хоррор. Меня называют крёстным отцом этого жанра, но я понятия не имею, что это такое. Я никогда не использовал этого термина.

По-моему, это очень реалистичный фильм. В лучшем случае это медицинский хоррор. Для меня это реализм, не боди-хоррор, это просто реализм. Очевидно, что фильм “Преступления будущего” был другим, но новая картина очень реалистична.

А может быть, это ещё и метафизический фильм? Ведь мы не знаем, что будет после смерти.

А я знаю, что происходит после смерти. Это не фильм о чём-то духовном, потому что я атеист, очень искренний атеист-экзистенциалист. Вы хотите знать, что будет после смерти? Я могу сказать вам: ничего. Забвение. Ближе всего к переживанию смерти я подошёл, когда мне делали операцию. Вы теряете сознание и не видите снов. Вы исчезаете. Вот что происходит после смерти.

Как вам работалось с Венсаном Касселем?

Я уже дважды работал с Венсаном Касселем – в “Пороке на экспорт” и “Опасном методе”, – так что знаю его очень хорошо. Правда, обычно он играет очень жёстких персонажей, гангстеров. У него очень быстрый темп речи, но в этом фильме я попросил его говорить медленно.

Венсан – замечательный актёр. В этом фильме он почувствовал, что должен сыграть меня. Теперь люди даже говорят, что мы похожи друг на друга, хотя на самом деле это не так. Он полностью изменил манеру речи, стал менее эмоциональным. Конечно, в фильме у него французский акцент, но также стремился соответствовать моей модели речи, это такой своеобразный акцент Торонто.

Я также поступил с Дианой Крюгер. Она немка и очень хорошо говорит по-английски. Я сказал ей: “Диана, это фильм о Торонто. Этот персонаж из Торонто. Когда ты говоришь по-английски, акцент должен быть в основном моим”. Она сделала всё идеально.

Сейчас появилось новое поколение режиссёров, снимающих “кроненберговские” фильмы. Два недавних примера, которые я могу вспомнить, – это французские картины “Субстанция ” (Корали Фаржа) и “Титан” (Жулия Дюкурно). Каково это – видеть, как молодые режиссёры следуют вашему стилю и получают награды?

Меня переполняет ненависть. Мне хочется их побить (смеётся). А если серьёзно, мы знакомы с Дюкурно и Фаржаа, это прекрасные женщины и замечательные режиссёры. То, что они говорят, что на них повлиял я, – предмет моей гордости. Как будто твои собственные дети снимают фильмы.

Ваш сын Брэндон – режиссёр…

Не только Брэндон! Моя младшая дочь, Кейтлин, только что подписала контракт на свой первый полнометражный фильм “Гуманный метод”. Так что двое моих детей снимают фильмы.

Переизбрание Дональда Трампа в США напомнило мне о герое Мартина Шина в вашем фильме “Мёртвая зона”…

Раньше люди говорили, что это Джордж Буш, теперь вот Трамп. Но давайте не будем говорить об американской политике. Я отказываюсь читать любые газетные статьи о Трампе, что означает, что я не читаю никаких газет, потому что он везде.

Мой вопрос вот о чём: считаете ли вы, что мы живём во времена, когда реальность порой безумнее самого дикого вымысла?

Конечно, это так. Например, сериал “Вице-президент” устарел, потому что то, что произошло на самом деле, – за гранью сценария. Дональд Трамп – это сатира, поэтому его трудно превзойти. Если говорить о реалистичности, то он не реалистичен. Он не реалистичный персонаж. Можно сказать, что его придумал сумасшедший.

Вы постоянно приезжаете в Лиссабон на LEFFEST. Что вам здесь нравится?

Именно здесь я познакомился с Доном Делилло, чей роман “Космополис” я впоследствии экранизировал. Я встречаю здесь фантастических людей, и не только из мира кино.

Есть ли у вас какие-нибудь предстоящие кинопроекты?

Я веду переговоры с венгерско-канадским продюсером Робертом Лантошем, чтобы, возможно, снять фильм по моему первому роману “Употреблено”.

LEFFEST завершился триумфом иранского фильма

18-й фестиваль LEFFEST завершился в минувшие выходные, и главный приз получил политический триллер “Семя священной смоковницы” о протестах в Иране режиссёра Мохаммада Расулофа.

Фильм, уже получивший награды в Каннах, рассказывает историю судьи, вынужденного подписывать смертные приговоры на фоне широкомасштабных протестов в стране, пока он не вступает в конфликт с собственной семьёй.

Мохаммад Расулоф был вынужден бежать в Европу после того, как на родине его приговорили к восьми годам тюрьмы и публичному бичеванию.